Опубликовано в журнале "Советник юриста" №6 год - 2012
Пилипсон Э.Г.,
докторант, второй курс
Рижского университета Страдиня,
г. Рига, Латвийская Республика
В начале статьи представляется необходимым пояснить, что такое договорное наследование.
Изучая правовое явление, исследователь прежде всего должен обратить свое внимание на вопрос о действительном существовании того или иного правового явления. Именно в силу данной причины прежде всего представляется необходимым начать статью с ответа на вопрос: что такое договорное наследование – действительно ли это правовое явление либо образ, впечатление, существующее лишь в субъективном восприятии. Известно, что явление – это философский термин, обозначавший субъективную действительность в ее отличии от действительности в полной мере объективной. Именно с данных позиций представляется необходимым оценивать явление договорного наследования, так как тот факт, что это именно явление, не вызывает сомнения, так как именно явление с точки зрения диалектики представляет собой предмет познания, обладающий внешней формой существования. С данной точки зрения достаточно обоснованным представляется охарактеризовать договорное наследование совокупностью правовых институтов, обеспечивающих переход собственности, а также прав на нее правовым явлением, которому присущи характеристики правового института.
Основным институтом договорного наследования традиционно является договор наследования, однако считать, что данный институт является единственным в правовом явлении, называемом «договорное наследование», представляется ошибочным.
Правовое явление, именуемое термином «договорное наследование», как совокупность входящих в него гражданско-правовых договоров, таких как, например, брачный договор, закрепленный в законодательстве Австрии и Латвии, другие институты, в которых используется клаузула mortiscausa, не полностью отражает сущность данного правового явления.
Благодаря формальному закреплению институтов договорного наследования в объем совокупности институтов договорного наследования, как это ни парадоксально звучит, представляется достаточно обоснованным выключить институт взаимных завещаний, закрепленных в праве Соединенных Штатов Америки.
Для пояснения ситуации в связи с институтом совместных завещаний представляется необходимым кратко охарактеризовать ее.
В судебной практике США имели место следующие обстоятельства. Супругами составлялись совместные завещания, существенными условиями которых являлись в числе прочего обещания пережившего супруга оказывать помощь детям умершего супруга, а также выделение им доли в наследственном имуществе. На практике зачастую происходило совершенно иное действие – переживший супруг, пользуясь тем, что завещание является односторонней сделкой, составлял новое завещание, предметом которого являлась вещь, практически не имеющая ценности, которая, в свою очередь, передавалась наследнику умершего супруга.
Безусловно, такая ситуация не могла удовлетворить интересы наследника либо наследников умершего супруга, и они в ряде случаев обращались в суд за признанием своих прав по первоначальному завещанию.
Первоначально суды не принимали презумпции договорного характера взаимного завещания супругов, однако прецедентом Woelkeversus Calfee от 1980 г. упомянутая презумпция была установлена. Правило, выработанное на основе данного прецедента, гласило, что «лицу, принявшему имущество по такому договору, не может быть позволено (в одностороннем порядке. – Примеч. авт.) пересмотреть условия этого договора»(1).
Так как основным вопросом, разрешаемым в условиях применения институтов международного частного права, является снятие коллизионного вопроса, то есть признание и имплементация правового института, закрепленного в иностранном праве, в праве национального государства либо территории, то проблемные вопросы признания формы, в данном случае институтов договорного наследования, подлежат исследованию и последующему разрешению.
Следует отметить, что по состоянию на настоящий момент в международном частном праве (далее в тексте – МЧП) в отношении институтов договорного наследования отсутствуют конвенциональные нормы, регулирующие правоприменение по данному роду правовых отношений; основным источником для анализа данной темы будет национальное законодательство государств, обозначенных выше.
Исследование проблемных вопросов, касающихся формы институтов договорного наследования, дополнительно обосновывается следующим обстоятельством – вопросы наследования по завещанию регулируются наследственным статутом МЧП, в свою очередь, вопросы заключения договора, его действительности и других существенных условий – обязательственным статутом МЧП.
В связи с данным обстоятельством вопросы формы в коллизионном регулировании институтов договорного наследования выходят на первый план, так как наследование по завещанию – это прежде всего односторонняя сделка, а заключение договора – сделка двух, а в ряде случаев – многосторонняя.
(1) Цитируется по: Паничкин В.Б., Боровик О.Ю. Наследственное право США. – СПб.: Изд. «Юридический центр Пресс». – С. 490.
Именно поэтому для раскрытия темы данной статьи будут использованы институт совместных завещаний по праву Соединенных Штатов Америки и договор наследования, закрепленный в законодательстве в Гражданском кодексе Австрии (далее – ГК Австрии).
Важность признания формы института договорного наследования, которым стороны закрепили свое волеизъявление учредить наследственные права иностранным правопорядком, в условиях применения норм МЧП достаточно важна, в качестве примера подобной коллизии представляется обоснованным рассмотреть ситуацию имплементации института совместных завещаний по праву США в правовую систему Российской федерации.
По состоянию на настоящий момент основным документом, унифицирующим проблемные аспекты формы завещательных распоряжений в МЧП, является конвенция, принятая 5 октября 1961 г. в рамках Гаагской Международной конференции по частному праву, именуемая «Конвенция о конфликте законов, касающихся форм завещательных распоряжений».
Данная Конвенция достаточно удачно регулирует вопросы формы завещательных распоряжений по отношению к применению и имплементации наследственных институтов. Однако в деле применения норм данной Конвенции относительно институтов договорного наследования в ситуации наследования между физическими лицами, обладающими гражданством РФ и США либо совершившими акт наследования на данных территориях, данная Конвенция не подходит по двум причинам: во-первых, РФ и США не являются участниками данной Конвенции, во-вторых, данная Конвенция регулирует только институт завещаний, о чем говорит ст. 2 данной Конвенции: «…статья 1 Конвенции применяется к завещательным распоряжениям, отменяющим предшествующее завещательное распоряжение»(1). То есть Конвенция 1961 г. неприменима по достаточно принципиальным соображениям.
Следуя иерархии источников права, данный коллизионный вопрос должен быть разрешен средствами национального законодательства – то есть соответствующая норма, закрепленная в законодательстве США, должна быть урегулирована нормой в законодательстве РФ, и в данном случае применяемая публично-правовым органом – нотариусом либо судом согласно принципу lexfori.
Каким же образом будет реагировать правопорядок РФ в данном случае?
Согласно предписаниям Гражданского кодекса РФ (далее – ГК РФ) основаниями наследования признаются только две формы – закон или завещание(2). Однако в понимании ГК РФ взаимное завещание не считается источником наследования(3).
В связи с этим возникает вопрос: как же квалифицировать форму? В ряде государств Европы наследственное имущество соединено с личным законом наследодателя, в свою очередь, в России – подчинено месту нахождения имущества, то есть российским законом, иными словами, признание на территории РФ совместного завещания весьма затруднительно.
(1) Conventionon the confl icts of laws relating to the form of testamentary dispositions «Article 1 shall apply to testamentary dispositions revoking an earlier testamentary disposition». Цитируется по сайту HCCH.e-vision.nl. Перевод автора.
(2) ГК РФ, п. 1 ст. 1118: «…распорядиться имуществом на случай смерти можно только путем совершения завещания». Наследование по закону: гл. 63 ГК РФ. Цитируется по: base.garant.ru/
(3) ГК РФ, п. 4 ст. 1118: «…в завещании могут содержаться распоряжения только одного гражданина. Совершение завещания двумя или более гражданами не допускается». Цитируется по: base.garant.ru/10164072/62/#3062
Подобная ситуация также возможна в ситуации применения договора наследования, акрепленного в ГК Австрии. Определение данного института достаточно своеобразно – ГК Австрии признает договор наследования разновидностью брачного договора, который может быть заключен только между супругами(1). В данном случае публичный орган, осуществляющий имплементацию данного правового основания в правовую систему РФ, должен оценить фактические обстоятельства действия данного договора, найти его «центр тяжести». Если анализ данного договора будет свидетельствовать о превалирующей брачно-семейной составляющей, то в данном случае договор будет принят к исполнению и на него будут выданы правоустанавливающие документы. В случае признания приоритета наследственной составляющей возможна противоположная ситуация.
Именно по данным причинам во внутренних законодательных актах необходимо предусмотреть многообразие форм наследования.
Важность многообразия форм закрепления институтов договорного наследования вынуждает привести ситуацию, сложившуюся в законодательстве Российской федерации.
Как было сказано выше, ст. 1118 ГК РФ предусматривает только два основания наследования – закон и завещание.
В свою очередь, в абз. 2 п. 2 ст. 1152 ГК РФ содержится новелла, которая гласит, что при призвании наследника к наследованию одновременно по нескольким основаниям по завещанию и по закону или в порядке наследственной трансмиссии и в результате открытия наследства и т. д. наследник может принять наследство, причитающееся ему по одному из этих оснований, по нескольким из них или по всем основаниям.
Следует отметить, что приведенная формулировка Закона однозначно не может быть признана корректной.
Само по себе введенное указанной нормой понятие множественности оснований наследования, в том числе и договорного наследования, противоречит положениям ст. 1118 ГК РФ, которой установлено только две основные формы наследования: по завещанию и по закону.
По условиям упомянутой выше нормы данный перечень является исчерпывающим, никаких иных оснований наследования по российскому праву не существует.
Например, не допускается наследование по договору, не может быть учтено при оформлении наследственных прав намерение наследодателя передать наследнику имущество, если последний документ не может быть признан завещанием, и т. д.
По утверждению С.Г. Егоровой, наследственное право является «одной из наиболее консервативных отраслей законодательства. Поэтому в части третьей ГК РФ сохранены традиционно устоявшиеся в отечественном законодательстве подходы к основным институтам наследственного права»(2).
(1) §1217 Гражданского кодекса Австрии «(1) Ehepaktehei sendiejenigenVertrage, welcheinder Absichtaufdieeheliche Verbindunguberdas Vermogengeschlossenwerden. Siehabenvorzuglich die Gutergemeinschaft und den Erbvertragzum Gegenstand. (2) Die Bestimmungen dieses Hauptstuckssind auf eingetragene Partner sinngemasanzuwenden». «Брачным соглашением называются договоры, которые заключаются с целью уважения к брачному союзу, для соблюдения собственности, в особенности ее объектов: приданого, вдовьей части наследства, утреннего подарка после дня бракосочетания, …, наследственного соглашения или пожизненного пользования собственностью с на мере нием содержать пережившего супруга». Перевод автора. Цитируется по сайту jusline.at/
(2) Егорова С.Г. Правовые проблемы наследования по действующему законодательству РФ: автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М.: Юридический институт МВД. – 2002.
Стоит отметить, что данной подход не отвечает современным требованиям, так как законодательное сужение признаваемых форм наследования не может не отразиться негативно на субъектах наследования.
В современных условиях, диктуемых международным частным правом, форма институтов договорного наследования тесно привязана к гражданству либо обычному месту жительства наследодателя – об этом свидетельствует ст. 1 Гаагской конвенции 1961 г., которая гласит, что «форма завещательного распоряжения будет являться действительной по отношению к внутреннему праву (государства. – Примеч. авт.) в случае, если завещатель изготовил распоряжение в определенном месте, или гражданства, которое имеет завещатель во время изготовления распоряжения, либо на момент смерти, или места, в котором завещатель имеет свой домицил, или обычное место жительства, либо форма соответствует месту нахождения недвижимой собственности(1).
Конвенция по правовой помощи и правовым отношениям по гражданским, семейным и уголовным делам, принятая в Минске 22 января 1993 г. (далее в тексте – Минская конвенция 1993 г.), также вводит принцип связи формы наследственного распоряжения с местом жительства лица, вступающего в наследственные отношения – ст. 47 данной конвенции гласит, что «способность лица к составлению и отмене завещания, а также форма завещания и его отмены определяются по праву той страны, где завещатель имел место жительства в момент составления акта»(2).
Следует упомянуть, что в случае Минской конвенции прямо определены только два основания наследования – закон и завещание, тогда как в Гаагской конвенции данная ситуация разрешена более гибко – в тексте данной конвенции использован термин «завещательное распоряжение», который может быть истолкован национальным законодательством в соответствии с его нормами и соответственно национальным правовым основаниям наследования. Стоит отметить, что в последнем случае субъектам наследственно-договорных отношений дается большая возможность для реализации их имущественных прав в сфере наследования.
Подход Минской конвенции 1993 г. в области формы завещательного распоряжения не отвечает современным требованиям и определенно устарел по причине, которая в числе прочих была поднята на научно-практической конференции «Актуальные проблемы и особенности оформления наследственных прав в России и странах ближнего зарубежья», состоявшейся в Санкт-Петербурге 28–29 мая 2009 г.
(1) Convention on the confl ict of the laws relating to the form of testamentary dispositions. Art. 1 «A testamentary disposition shall be valid as regards form if its form complies with the internal law: a) of the place, where testator made it, or b) of a nationality possessed by the testator, either at the time when he made the disposition, or at the time of his death, or c) of a place in which the testator had his domicile either at the time when he made the disposition, or at the time of his death, or d) of the place in which testator had his habitual residence either at the time when he made the disposition, or at the time of his death, or e) so far as immovables are concerned, of the place where they are situated». Цитируется по сайту www. HCCH. e-vision.nl. Перевод автора.
(2) Конвенция по правовой помощи и правовым отношениям по гражданским, семейным и уголовным делам. Заключена в Минске 22 января 1993 г. Цитируется по: base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW; n=5942
В докладе И.Г. Медведева «Нормы международного права в регулировании наследственных правоотношений» было отмечено, что «зачастую национальный правоприменитель, будь то нотариус или судья, просто-напросто игнорирует международные правовые нормы, основываясь исключительно на национальных правовых конструкциях, в принципе не занимая себя посторонними, на его взгляд, вопросами о собственной компетенции и применимом праве»(1), что и проявилось в узаконивании в Минской конвенции 1993 г. только двух оснований наследования.
Продолжая мысль упомянутого выше автора, представляется необходимым добавить, что нотариусы либо другие должностные лица, осуществляющие правоприменительные функции, не просто игнорируют международно-правовые нормы – у данных должностных лиц и официальных институций во многих случаях нет легальной возможности применять соответствующее иностранное либо международное право, так как отсутствуют соответствующие основания, которые должны быть закреплены в нормах национального права.
Возможным выходом в данной ситуации могло бы быть заимствование и введение в национальную нотариальную практику новеллы, основанной на норме, взятой из права Советского Союза, в которой указано, что «государственные нотариусы в соответствии с законодательством СССР, союзных республик, международными договорами СССР или союзной республики применяют нормы иностранного права»(2).
В случае введения подобной нормы в национальное законодательство у нотариусов, а также иных должностных лиц появится правовое основание для легализации иностранного права и соответственно форм договорного наследования.
В данном случае необходимо упомянуть, что в законодательстве об основах нотариата в Российской Федерации должна быть введена новелла, позволяющая нотариусам применять иностранное право.
Расширение правовых оснований для применения форм наследования, признаваемых иностранным правом, важно также в силу следующего обстоятельства – подход к форме завещательного распоряжения должен быть максимально приближен к правовым реалиям национальной правовой системы, и выведение за рамки международно-правовых документов актуальных правовых понятий и институтов не обеспечивает должного уровня защиты имущественных прав сторон наследственно-договорного правоотношения.
Необходимость признания многообразия правовых форм наследования также подтверждается положениями ст. 1 Минской конвенции 1993 г., которая гласит, что «граждане каждой из Договаривающихся Сторон, а также лица, проживающие на ее территории, пользуются на территориях других Договаривающихся Сторон в отношении своих личных и имущественных прав такой же защитой, как и собственные граждане Договаривающейся Стороны».
В данном случае стоит привести пример Украины – законодательство данного государства признает договор наследования, а так как Украина входит в состав Союза Независимых Государств, то в праве остальных государств должны содержаться нормы, признающие данное основание, в противном случае имеет место пробел в праве, так как неясно, как, например, будет признан договор наследования, заключенный на территории Украины, на территории Российской Федерации. Именно в данном случае представляется необходимым присоединение России к Гаагской конвенции 1961 г. либо введение в текст Минской конвенции 1993 г. нормы, которая вводила бы несколько оснований, применимых для осуществления права наследования, в том числе и по договору наследования и иным формальным основаниям, предусматриваемым другими институтами, опосредующими договорное наследование.
(1) Актуальные проблемы и особенности оформления наследственных прав в России и странах ближнего зарубежья. Материалы международной научно-практической конференции. – СПб., 2009. – 28–29 мая. – С. 85.
(2) Закон СССР «О государственном нотариате». Принят 19 июня 1973 г. / Ведомости ВС СССР. – 1973. – С. 393. Государственный нотариат. Сборник нормативных документов. – М.: Изд. «Юридическая литература», 1989.
Также представляется, что необходимо произвести модификацию ГК РФ по отношению к признаваемым формам наследования для устранения противоречий, о которых сказано выше.
Институализация в Минской конвенции 1993 г. только двух оснований наследования в числе прочего противоречит одному из принципов международного частного права – принципу безусловного применения коллизионной нормы. Данный принцип гласит, что применение иностранного права является не правом, но обязанностью юрисдикционных органов.
Проецируя данный принцип на ситуацию с закрепленным в Гражданском кодексе Украины институтом договора наследования, правоприменяющий орган государства или государств, входящих в правовую систему СНГ, обязан признать и применить данную форму наследования.
В раскрытии темы формы институтов договорного наследования важно отметить, что к институтам наследования, связанным с институтом договора, относятся помимо договора наследования наследование по договору ренты, причем существуют различные виды самой ренты, наследование по договору содержания, к видам договорного наследования можно причислить наследование по депозитному договору, поэтому уменьшение количества правовых оснований, в том числе договорного наследования, представляется обстоятельством, не отвечающим современным правовым реалиям в сфере МЧП.
Материал публикуется по итогам VIII Научно-практической конференции с международным участием «Проблемы правоприменительной практики».
