Понятие медиативной юридической практики

Максуров А. А.,
к. ю. н.,
Ярославский государственный
 Университет им. П. Г. Демидова

В литературе показаны различные направления изучения феномена медиации в праве, которые, безусловно, перспективны и имеют собственную значимость.

В то же время в настоящей работе мы ограничиваем круг исследования проблем медиации в праве исследованием правовой категории, направленной на объективно-реальное изменение  окружающей действительности. Речь идет о медиативной практике.

Практика (от греч. praktikos – деятельный, активный) – это целеполагающая деятельность людей, освоение и преобразование действительности. С позиций этимологии практика понимается как минимум в следующих значениях:
1) как деятельность человеческого общества, направленная на создание необходимых условий своего существования;
2) как жизнь, действительность, конкретное дело как область применения и проверки каких-либо выводов, положений;
3) как накопленный опыт, совокупность приемов и навыков в какой-либо области деятельности;
4) как применение знаний, навыков в каком-либо деле, систематическое упражнение в чем-либо;
5) как источник опытности, умения;
6) как организуемая по специальному учебному плану работа студентов или других учащихся на производстве с целью закрепления их теоретических знаний и расширения опыта в области какой-либо специальности;
7) как деятельность врача или юриста, сфера такой деятельности (1). Основное понимание практики с точки зрения философии состоит в подходе к ней как деятельности людей, обеспечивающей существование и развитие общества(2).

(1) См.: Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. Т. 3. – С. 87.
(2) См.: Философский словарь/под ред. М. М. Розенталя. – С. 409–410.

Практика – это «чувственно предметная деятельность людей, их воздействие на тот или иной объект с целью его преобразования для удовлетворения исторически сложившихся потребностей», (1) это «активное взаимодействие человека с материальными системами» (2).

Общепризнано, что по отношению к познанию практика играет тройственную роль. Во-первых, она является источником познания, его движущей силой, дает познанию необходимый  фактический материал, подлежащий обобщению и теоретической обработке. Во-вторых, практика является сферой приложения знаний и в этом смысле она – цель познания. В-третьих, практика служит критерием, мерилом проверки истинности результатов познания. В связи с этим  важнейшими чертами практики как гносеологического феномена являются целенаправленность, предметно-чувственный характер и преобразование материальных систем (3).

Таким образом, в понятие практики входят две основные составляющие: деятельность и опыт (4). Для получения целостного представления о практике необходимо рассмотреть обе указанные категории, безусловно, имея в виду их равнозначность, однако первичность деятельности.

Прежде всего отметим, что в последнее время проблема деятельности привлекает самое пристальное внимание представителей общественных наук. Изменилось и продолжает меняться само место деятельности в современной жизни. Теперь деятельность представляет собой исходную категорию, определяющую специфику общественного бытия людей. По своей сущности деятельность – «специфически человеческая форма активности, содержанием которой является целесообразное изменение и преобразование окружающего человека мира» (5). Это специфически-человеческий способ отношения к миру (6).

Как полагает современная философия, деятельность выступает в качестве проекции субъекта на объект, изменение объекта в соответствии с заданной системой целей и программ (7). Под деятельностью обычно понимают специфически человеческую форму развития форм и средств отношения к миру. При этом деятельность всегда носит целенаправленный характер, т. е. представляет собой такую активность, которая направлена на достижение поставленной цели (8). С точки зрения психологии деятельность также должна быть понята как процесс, осуществляющий жизнь субъекта, процесс, направленный на удовлетворение предметных потребностей субъекта (9). Деятельность вообще приводится в движение целью, когда нет цели – нет деятельности, появляется цель – начинается деятельность. При этом «основным видом деятельности человека является социально обусловленный, осознанный, целенаправленный труд, главные  характеристики которого присущи и профессиональной (предметной) деятельности» (10).

(1) Спиркин А. Г. Философия: учебник. – М., 1999. – С. 453.
(2) Алексеев П. В., Панин А. В. Философия: учебник. – М., 1997. – С. 268.
(3) См., подробнее: Алексеев П. В., Панин А. В. Указ. соч., – С. 268.
(4) См.: там же. – С. 271–273.
(5) Огурцов А. П., Юдин Э. Г. Деятельность//Философский энциклопедический словарь. – М., 1983. – С. 151. См., также: Демин М. В. Природа деятельности. – М., 1984. – С. 12–16.
(6) См.: Философский словарь/под ред. М. М. Розенталя. – С. 108–109.
(7) См.: Швырев В. С. Проблемы разработки понятия деятельности как философской  категории//Деятельность: теории, методология, проблемы. – Сбн. науч. трудов/cост. И. Т. Касавин. – М., 1990. – С. 16–18.
(8) См.: Никифоров А. Л. Деятельность, поведение, творчество//Деятельность: теории,  методология, проблемы. – С. 52–53.
(9) См.: Леонтьев А. Н. Проблемы психологии деятельности//Деятельностный подход в психологии: проблемы и перспективы: сб. науч. тр. //под ред. В. В. Давыдова и В. А. Леонтьева. – М., 1990. – С. 137.
(10) Климов Е. А. Человек как субъект труда и проблемы психологии//Вопросы психологии. – 1984. – № 4. – С. 34.

Таким образом, целеполагание «является определяющей характеристикой деятельности» (1). Указанное свойственно и юридической деятельности в целом и, как мы рассмотрим ниже, такой ее разновидности, как деятельность координационная.

Вместе с тем нельзя не отметить, что «деятельность» в праве понимается поразному. Джон Дьюи вообще указывал, что само право есть деятельность, посредством которой можно осуществлять вмешательство в другую деятельность, (2) но это, конечно же, не так (3). Концепция правовой деятельности была широко разработана Р. В. Шагиевой (4) и некоторыми другими авторами. Она понимает под правовой деятельностью «такую социальную активность (свободу выбора и свободу самовыражения), которая осознанно и целенаправленно предпринимается субъектами –  носителями субъективных прав и юридических обязанностей в различных сферах общественной жизни в целях организации удовлетворения их разнообразных потребностей специфическим духовно-практическим способом – в рамках правоотношений и которая поэтому признается обществом и государством правильной, справедливой, а значит – юстициабельной и юридически значимой» (5).

Между тем проф. Карташовым уже давно предложена подробная разработка юридической деятельности, под которой он понимает «такую опосредованную правом трудовую, управленческую, государственно-властную деятельность компетентных органов, которая нацелена на выполнение общественных задач и функций (создание законов, осуществление правосудия, конкретизацию права и т. п.) и удовлетворение тем самым как обще-социальных, групповых, так и индивидуальных потребностей и интересов» (6).

Как пишет Р. В. Шагиева, «в определенном смысле категория «правовая деятельность» шире по объему категории «юридическая деятельность» (7), ибо первая призвана охватить не только гарантированные и охраняемые государством действия публичных субъектов, осуществляющих государственную власть, но и всех юридических и физических лиц (8).

Данная дискуссия продолжается и сегодня. Вместе с тем уже из приведенных выше определений видно, что мы будем рассматривать медиативную деятельность именно как разновидность деятельности юридической в ее понимании, предложенном В. Н. Карташовым.

(1) Келле В. Ж. Деятельность и общественные отношения//Деятельность: теории, методология, проблемы. – С. 117.
(2) Цит. по: Байтин М. И. Сущность права (современное нормативное правопонимание на грани двух веков). – С. 39.
(3) Убедительную критику такого подхода см.: Байтин М. И. Указ. соч. – С. 39.
(4) См., например: Шагиева Р. В. Правовая деятельность в современном российском обществе (Проблемы теории и методологии). – М., 2004.
(5) Шагиева Р. В. Концепция правовой деятельности в современном обществе. – Казань, 2005. – С. 84–85.
(6) Карташов В. Н. Юридическая деятельность: понятие, структура, ценность. – Саратов, 1989. – С. 31. Вообще, почти все последующие разработки категорий «юридическая практика» и «юридическая деятельность» базируются именно на положениях, предложенных В. Н. Карташовым. См., например: Берсенева Н. А. Юридическая практика/Юридические записки ЯрГУ им. П. Г. Демидова/под ред. В. Н. Карташова, Л. Л. Кругликова, В. В. Бутнева. – Ярославль, 2001. – Вып. 1. – С. 26.
(7) Шагиева Р. В. Правовая деятельность в современном российском обществе (Проблемы теории и методологии). – С. 20.
(8) См.: Политико-правовые средства обеспечения перестройки/под ред. И. А. Тарханова. – Казань, 1990. – С. 15–17.

Теперь обратимся к другому элементу практики – опыту.

В литературе, к сожалению, нет вполне четкого понятия, что же такое «опыт», «социальный опыт», «юридический опыт». В философии «опыт» тоже понимается в различной смысловой окраске (1). С одной стороны, опыт – это основанное на практике чувственно-эмпирическое познание действительности, в широком смысле – единство знаний и умений (2). С другой стороны, опыт – как взаимодействие общественного субъекта с внешним миром, так и результат такого взаимодействия (3).

С данных точек зрения понятие опыта имеет разное значение: опыт (эмпирия) противополагается умозрению и в этом смысле – понятие родовое, подчиняющее наблюдение и эксперимент. Опытом мы называем и меру навыков и умений – в смысле жизненного опыта, опыта вождения машины, чтения лекций и т. п. (4).

Юридический опыт занимает особое место в содержании юридической практики. Он накапливается в процессе правотворчества, толкования права, систематизации норм права и их применения. Внешне юридический опыт представляет собой комплекс образцов, наиболее целесообразных, грамотных и полезных юридических решений.

Как отмечает В. Н. Карташов: «… опыт как важнейший компонент практики представляет собой коллективную, надындивидуальную социально-правовую память, обеспечивающую накопление, систематизацию, хранение и передачу информации (знаний, умений, оценок, подходов и т. д.), позволяющую фиксировать и в определенной степени воссоздавать весь процесс деятельности или отдельные его фрагменты» (5).

Следует понимать «юридический опыт» как минимум в двух смыслах. Прежде всего имеется в виду личный опыт. Он выражается в знаниях, умениях, навыках, достижениях, привычках, накопленных субъектом в процессе обучения, общения и, разумеется, медиативной юридической практики (далее – МЮП). Это часто очень недооцененная, но от того не менее важная часть правосознания и правовой культуры субъектов МЮП, особенно медиатора.

Не будет преувеличением сказать применительно к МЮП, что личный опыт накладывает очень весомый отпечаток на характер и стиль деятельности субъектов юридической практики, использование ими юридических способов и средств, «медиативную технологию», планирование МЮП и т. п.

Кроме того, существует и объективированный правовой опыт. Он формируется в процессе разрешения конкретных правовых ситуаций путем своего рода «сложения» и объективации бесчисленного множества больших и малых знаний, характеризующих личный опыт координации большого круга субъектов. Специфика его в том, что он уже находит отражение в юридических актах-документах, например в справках, обобщениях, информационных письмах и др.

(1) См.: Философский словарь./под ред. И. Т. Фролова. – М., 1980. – С. 341.
(2) См.: Философский энциклопедический словарь. – М., 1983. – С. 192.
(3)См.: Философский словарь/под ред. М. М. Розенталя. – М., 1999. – С. 297.
(4) См.: Спиркин А. Г. Философия права: учебник. – М., 2007. – С. 454.
(5) Карташов В. Н. Введение в общую теорию правовой системы общества. Текст лекций. Ч. 1. – Ярославль, 1995. – С. 120. См. также: Карташов В. Н. Теория правовой системы общества: В 2 т. – Т. 1. – Ярославль, 2005. – С. 222–223.

Развивая положения проф. Карташова, предложенные им ранее, А. Н. Шаронов совершенно правильно отмечает, что юридический опыт «аккумулирует наиболее ценные, полезные и стабильные фрагменты интерпретационной деятельности и представляет собой социально-правовую память для современных и будущих интерпретаторов» (1). То же самое относится и к юридическому опыту, выработанному в процессе осуществления МЮП.

Разумеется, юридический опыт представляет для нас ценность не сам по себе как некая давность, а благодаря тем функциям, которые он выполняет. Один из исследователей последнего времени, А. В. Тимофеев, выделяет операционно-методологическую, регулятивно-ориентирующую, идеолого-мировоззренческую, сигнально-информационную функции юридического опыта, функции укрепления и стабилизации правовой системы общества; развития правовой системы общества,
гносеологическую (познавательную) функцию, выражающуюся в подфункциях: выявления, обобщения и проверки новых знаний; оценочной и прогнозирующей.

Однако ведущей функцией является информационно-накопительная функция, подразделяющаяся на подфункции: отбора правовой информации; структурирования правовой информации; закрепления, сохранения и передачи правовой информации; воспроизведения правовой информации; забывания неактуальной для текущей или предстоящей юридической деятельности информации (2).

То есть главное в функциональном назначении юридического опыта неразрывно связано с вопросом информационного обеспечения дальнейшей юридической деятельности, в том числе МЮП. В этой связи совершенно верно отмечает тот же исследователь, что «наибольшая ценность, основная сущность и предназначение информации… заключается в том, что она является центральным условием, предпосылкой осуществления любого вида деятельности (и в первую очередь практической)» (3). Эти функции и выполняет юридический опыт.

Итак, определившись с понятием МЮП и юридического опыта медиации, возьмем приведенные выше положения за основу той конструкции понятия медиативной практики, которую мы хотим создать. Чтобы получить искомый результат, представляется целесообразным органично совместить, «слить» понятие юридической практики с категорией медиации. В результате данной логической операции медиативная юридическая практика представляется нам такой разновидностью юридической деятельности, которая нацелена на самостоятельное примирение сторон правового конфликта путем добровольного для них посредничества третьего лица, не обладающего полномочиями на разрешение спора по существу, и на основе этого разрешение конкретного юридического конфликта.

(1) Шаронов А. Н. Сущность и пределы (сферы) действий актов официального юридического толкования (проблемы теории и практики): автореф. ... канд. дисс. – Н. Новгород, 2004. – С. 12.
(2) См.: Тимофеев А. В. Функции юридического опыта/Актуальные проблемы теории и истории правовой системы общества: сб. науч.тр.: под ред. проф. В. Н. Карташова. Вып. 6. – Ярославль, 2006. – С. 93–101.
(3) Тимофеев А. В. Информационная природа юридического опыта/Актуальные проблемы теории и истории правовой системы общества: сб. науч.тр./под ред. проф. В. Н. Карташова. Вып. 7. – Ярославль, 2007. – С. 74.